— Ты… ты… — Агата открывает и закрывает рот.

Она явно не ожидала настолько жесткого отпора. Невольно испытываю к ней сочувствие, хотя безусловно, она во многом сама виновата. Совершенно не похоже, чтобы она любила Германа по-настоящему. А ведь он как никто заслуживает самых искренних чувств. Скорее всего, такие самовлюбленные натуры как Агата, не способны любить никого, кроме собственной персоны. Дело не в том, что я заинтересованная сторона. Стараюсь быть максимально объективной.

— Прошу, Герман, — смотрю на него умоляюще. — Не нужно так.

— Не проси. Она меня достала. Да, мы собираемся пожениться с Ариной. К тебе это не имеет ни малейшего отношения.

— Ненавижу тебя! Ты никогда меня не любил! — всхлипывает Агата. Ее трясет от ярости. Из глаз текут слезы.

— Ты всегда мечтала мной пользоваться, крутить как пожелаешь. Чего вообще приперлась? Любовник дал под зад? В тираж вышла?

— Мерзавец! Подонок!

Герман говорит чудовищные вещи. Пусть он во многом прав, но я не могу не сочувствовать Агате. Она выглядит совершенно растерянной, ошеломленной. Видимо, никто и никогда не вел себя с ней вот так грубо, в её привычном мире.

— Давайте успокоимся. Сейчас глубокая ночь, мы можем разбудить остальных домочадцев. Пожалуйста, оставим споры до утра, — пытаюсь достучаться до обоих.

К моему удивлению, Агата прислушивается к моим словам. Или может быть сама принимает такое решение. Первой покидает комнату, ссутулив плечи.

— Мне надо выпить, — раздраженно говорит Герман. — Знаю, что она не стоит того, чтобы расстраиваться по ее поводу, и все равно ей удалось вывести меня.

— Мне очень жаль. Вам все равно придется наладить отношения.

— Возможно, но сейчас я не хочу об этом слышать.

Сделав несколько глотков виски, Герман ставит стакан обратно на барную стойку, берет меня за руку. Мы покидаем гостиную. Я не спорю, послушно иду за ним.

Как только за нами закрывается дверь его комнаты, все мысли о неприятностях улетучиваются.

Не могу отвести взгляда от потемневших глаз.

— Ты уверен? Может быть мне не стоит оставаться здесь… — спрашиваю срывающимся шепотом. — Мы не сделаем ситуацию еще более накаленной?

— Перестань думать об этом. Ты мне нужна.

Взгляд Германа становится обжигающим. Прижимает меня к себе, стискивает в стальных объятиях, не оставляя ни миллиметра свободного пространства. От опаляющего мои губы чужого дыхания по позвоночнику прокатывается волна крупной дрожи.

Наши губы соприкасаются, и я отдаюсь бешеной волне неистового желания. Наш поцелуй желанный, горячий, долгий. Наши поцелуи сейчас, будто единственная опора в мире хаоса, который угрожает нашей идиллии. Губы Германа твердые, горячие, требовательные, и я отдаю себя на милость любимого. Сама мечтаю раствориться в нем. Без остатка.

Обхватываю Германа за шею, дрожу в его объятиях. Меня реально трясет, не могу понять от чего больше — переживаний за наши с ним отношения, или желания близости.

В ласках Германа такая неистовая потребность, что я забываю обо всем на свете.

Утром просыпаемся, когда уже вовсю светит солнышко. На часах одиннадцать утра.

— Боже мой! Я все проспала! — подскакиваю на постели.

Как же мне стыдно! Мама наверняка заглядывала в мою комнату и поняла, что я не ночевала в своей постели.

— Уверен, Ольга Сергеевна со всем справилась, — успокаивает меня Герман. — Тем более, у нее есть временная нянька, то бишь блудная мать. Она же к детям приперлась? Вот пусть отрабатывает. Дать ей сменить памперс — тут же убежит вприпрыжку.

Не могу не рассмеяться, несмотря на свои переживания. Картину Герман нарисовал презабавную.

— Ты еще тоже памперс ни разу не менял, — замечаю укоризненно.

— Справедливо. Обещаю исправиться, — ничуть не тушуется Шефер.

— Ловлю на слове! Ты голодный, кстати?

— Как дикий зверь.

— Тогда я сделаю для моего хищника завтрак.

— Супер! — легко шлепает меня по ягодицам. — Сегодня тебе уже не так страшно?

— Очень страшно! Пожалуйста, не напоминай о моих комплексах...

Маму нахожу в гостиной, она играет с близнецами.

— Доброе утро. Привет, мои сладкие, — целую поочередно Гришу и Мишу. Затем маму.

— Извини, пожалуйста.

— За что? — мама смотрит на меня укоризненно. Не успеваю ничего добавить, как ее прорывает:

— За то что решила согреть постель нашего хозяина? Как ты могла так поступить Арина? Разве я тебя так воспитывала?

Мои щеки малиновые от стыда. Я не подумала о том, что Агата так рано проснется и просветит маму первой, насчет наших с Германом отношений. Мне такое в голову не пришло!

— Герман сделал мне предложение о замужестве. Мы любим друг друга.

— Предложение? Серьезно? Ты ему веришь?

— Разве ты плохо его знаешь? Он когда-нибудь нарушал свое слово?

— Я не знаю Арина, — теперь мама выглядит очень растерянной. — У меня было ужасное утро. Разговор с Агатой было нелегко выдержать. Она билась в истерике, говорила, что из-за тебя ее выгоняют из этого дома.

— Она здесь?

— Нет, уехала. Сыпала проклятиями. Обзывала тебя, Германа. Угрожала, что отнимет детей. Подаст на опеку. Я очень расстроена. Она говорила про тебя такие жуткие вещи.

— Мне очень жаль, правда. Мне и в голову не пришло, что Агата рано проснется. Она обычно существует в другом режиме. Я понимаю, как плохо все выглядит. Очень неожиданно… но у нас был роман еще в Греции, мам. Мы встречались. Герман просил меня не уезжать.

— Надо же, как много вы от меня скрывали.

— Не специально, — вздыхаю. — Мне не о чем было рассказывать, кроме как о разбитом сердце. На тот момент Герман отрекся от детей. А я выбрала Гришу и Мишу. Я очень их люблю…

— Ладно, дочь, ты тоже меня прости. Мне не следовало говорить тебе всякое… пока ты не объяснилась. Теперь паршиво себя чувствую.

Обнимаемся крепко, сразу становится легче на душе.

— Мы собирались еще вчера признаться тебе. Герман хотел просить моей руки, и вот как получилось. На самом деле, я наоборот, просила его быть мягче с Агатой, но она во многом сама виновата. Вела себя вызывающе, когда мы вчера вечером приехали.

— Что же теперь будет, Арина, — мама начинает плакать.

— Все будет хорошо. Она не сможет отнять мальчиков, это бред. Они ведь ее даже не знают.

— Но она попытается. Она их биологическая мать. Будут судебные тяжбы, или как там это называется. Я даже не знаю. Думать об этом не хочу. Ведь это может отразиться на детях.

— Успокойся, пожалуйста.

Глава 31

— Что тут происходит? — в гостиную входит Герман. — Вы чего обе ревете?

— Агата уехала, — сообщаю ему. — Наговорила маме ужасных вещей. Сказала, что хочет забрать детей себе.

— Очень смешно. Учитывая, что она с ними и суток за все время не провела. Какие у нее могут быть шансы? Мечтать она может о чем угодно, но если сунется — ей же будет больно. Но я не хочу сейчас говорить об этом. Ольга Сергеевна, я понимаю, что это не может быть не очень подходящий момент. Вы вряд ли готовы, но я прошу руки вашей дочери. Мы любим друг друга и хотим быть вместе.

— Герман… это так неожиданно! Я, конечно же, не буду препятствовать, если вы оба любите друг друга. Могу лишь пожелать вам счастья, — смущенно отвечает мама.

— Спасибо, мамуль, — чмокаю ее в щеку. — Извините, я бегу готовить завтрак для своего мужчины! Он очень голодный.

Несмотря на вмешательство Агаты, все прошло довольно неплохо, поэтому порхаю по кухне в приподнятом настроении. Отгоняю тревоги по поводу угроз подальше. Не хочу сейчас об этом думать. После завтрака мы с Германом кладем близнецов в коляску и отправляемся на прогулку.

— Пожалуй, аллею нужно сделать более длинной. Чтобы можно было гулять еще дальше, — замечает Герман.